Пока Андерс Юнассон ждал рентгеновских снимков, Ханна Никандер уже вернулась с номером отеля «Рэдиссон». Андерс Юнассон бросил взгляд на часы — 01.42 — и поднял трубку. Ночной портье в «Рэдиссон» упорно отказывался соединять его в такое время суток с кем бы то ни было, и, чтобы добиться своего, доктору Юнассону пришлось в достаточно резких выражениях описать ситуацию как экстренную.
— Доброе утро, Фрэнк, — сказал Андерс Юнассон, когда трубку наконец сняли. — Это Андерс. Я узнал, что ты в Гётеборге. У тебя нет желания приехать в Сальгренскую больницу и поассистировать в операции на мозге?
— Are you bullshitting me? — донеслось с другого конца провода.
В голосе слышалось сомнение. Несмотря на то что Фрэнк Эллис прожил в Швеции много лет и свободно говорил по-шведски, хоть и с американским акцентом, предпочитал он все же английский. Андерс Юнассон говорил по-шведски, а Эллис отвечал по-английски.
— Фрэнк, мне жаль, что я пропустил твою лекцию, но я подумал, что ты сможешь дать мне урок в частном порядке. У меня тут женщина с ранением в голову. Входное отверстие прямо над левым ухом. Я бы не позвонил тебе, если бы не нуждался в second opinion. И мне трудно представить себе лучшего советчика.
— Ты это всерьез? — спросил Фрэнк Эллис.
— Пациентка — девушка двадцати пяти лет.
— И ей прострелили голову?
— Входное отверстие есть, а выходного нет.
— Но она жива?
— Слабый, но регулярный пульс, дыхание менее регулярное, давление сто на семьдесят. У нее, кроме того, пуля в плече и огнестрельное ранение бедра. С этими двумя проблемами я могу справиться.
— Это звучит многообещающе, — сказал профессор Эллис.
— Многообещающе?
— Если у человека отверстие от пули в голове и он по-прежнему жив, то ситуацию надо считать обнадеживающей.
— Ты можешь мне проассистировать?
— Я должен признаться, что провел вечер в компании добрых друзей. До кровати я добрался в час ночи, и у меня в крови, вероятно, впечатляющее содержание алкоголя…
— Принимать решения и производить вмешательство буду я. Но мне нужен ассистент, который сможет заметить, если я начну делать какую-нибудь глупость. И, честно говоря, когда речь идет об оценке повреждений мозга, даже в стельку пьяный профессор Эллис, вероятно, даст мне много очков вперед.
— О'кей. Я приеду. Но ты будешь моим должником.
— Такси ждет перед гостиницей.
Профессор Фрэнк Эллис поднял очки на лоб, почесал в затылке и постарался сосредоточиться на экране компьютера, показывавшем каждый уголок и закоулок мозга Лисбет Саландер. Пятидесятитрехлетний, с иссиня-черными, чуть тронутыми сединой волосами и темной щетиной, с фигурой, которая свидетельствовала о регулярном посещении гимнастического зала, Эллис походил на второстепенного персонажа из Городской службы скорой помощи.
В Швеции Фрэнку Эллису нравилось. Приехав сюда молодым ученым по обмену в конце 1970-х годов, он задержался на два года. Потом регулярно снова приезжал до тех пор, пока ему не предложили должность профессора в Каролинской больнице. К тому времени он уже обладал именем с международной известностью.
Андерс Юнассон знал Фрэнка Эллиса четырнадцать лет. Впервые они встретились на семинаре в Стокгольме, где обнаружили, что оба являются заядлыми любителями ловли рыбы на мушку. Андерс пригласил американца на рыбалку в Норвегию. На протяжении всех этих лет они поддерживали контакт и неоднократно совместно выезжали на природу, однако работать вместе им не приходилось.
— Мозг — это таинство, — произнес профессор Эллис. — Я посвятил его изучению двадцать лет. Вообще-то даже больше.
— Я знаю. Прости, что я тебя вытащил, но…
— Ничего. — Фрэнк Эллис махнул рукой. — С тебя бутылка «Гранманье», когда мы в следующий раз поедем на рыбалку.
— О'кей. Это недорого.
— Несколько лет назад, когда я работал в Бостоне, у меня была одна пациентка — я описал этот случай в «Нью Ингленд джорнал оф медсин», — девушка, такого же возраста, как твоя. Она направлялась в университет, когда кто-то выстрелил в нее из арбалета. Стрела попала в конец брови с левой стороны, пронзила голову и вышла почти посередине затылка.
— И девушка выжила? — спросил пораженный Юнассон.
— Когда ее доставили в больницу, вид у нее был жуткий. Мы подрезали стрелу и сунули голову девушки в томограф. Стрела прошла прямо сквозь мозг. По логике вещей девушка должна была бы умереть или, по крайней мере, пребывать в коме.
— Каково же было ее состояние?
— Она все время находилась в сознании и, более того, сохраняла полную ясность ума, хотя, разумеется, была страшно напугана. Единственная проблема заключалась в том, что у нее в голове сидела стрела.
— Что ты предпринял?
— Ну, я взял щипцы, выдернул стрелу и заклеил рану пластырем. Примерно так.
— Девушка выжила?
— До момента выписки ее состояние считалось критическим, но, честно говоря, ее можно было отправлять домой в первый же день. У меня никогда не было более здоровой пациентки.
Андерс Юнассон подумал, уж не разыгрывает ли его профессор Эллис.
— С другой стороны, — продолжал Эллис, — несколько лет назад, в Стокгольме, моим пациентом был сорокадвухлетний мужчина, который ударился головой об оконную раму, причем не очень сильно. Ему сразу стало настолько плохо, что «скорая помощь» отвезла его в больницу. Я получил его в бессознательном состоянии. У него была маленькая шишка и совсем небольшое кровоизлияние. Однако он через девять дней умер в реанимации, так и не приходя в сознание. Я по сей день не знаю, что стало причиной смерти. В протоколе вскрытия мы написали «кровоизлияние в мозг в результате несчастного случая», но никого из нас этот вывод не удовлетворил. Кровоизлияние было столь незначительным и располагалось таким образом, что не должно было вообще ни на что повлиять. Тем не менее у него постепенно прекратили работать печень, почки, сердце и легкие. Чем старше я становлюсь, тем больше воспринимаю все это как своего рода рулетку. Лично мне кажется, что мы никогда не сумеем точно определить, как именно функционирует мозг. Что ты намерен делать?